премия Нобеля 2025 по экономике - простым языком
Премию Шведского госбанка по экономическим наукам памяти Альфреда Нобеля присудили Джоэлю Мокиру, Филиппу Агиону и Питеру Ховитту за исследования, раскрывающие связь устойчивого экономического роста с технологическим прогрессом.
Перемены последних двух столетий в благополучии людей совершенно не сопоставимы по масштабу ни с чем в предыдущей истории. В сравнении с нами человечество до промышленной революции стабильно пребывало на самом дне по любым показателям уровня жизни. Небольшие подъемы сменялись небольшими спадами, люди не ждали от будущего улучшения жизни, Но в последние двести лет ситуация радикально изменилась: доходы стали расти в среднем на 2% в год, удваиваясь за трудовую жизнь каждого поколения.
Почему все изменилось? Как появилась возможность для устойчивого технологического прогресса и сопутствующего ему устойчивого экономического роста?
Экономический историк Джоэл Мокир описал механизмы, позволяющие научным открытиям и практическим технологическим разработкам дополнять друг друга и создавать «самогенерирующийся прогресс», ведущий к устойчивому росту. До начала промышленной революции ни научные открытия, ни технологические прорывы не оказывали заметного влияния на долгосрочный экономический рост (рис. 1). Новые идеи не приводили к появлению множества усовершенствований и новых приложений, которые мы теперь воспринимаем как должное и естественное следствие научных достижений.
Мокир доказывал, что одна из важных причин запуска «самогенерирующегося роста» - объединение практических знаний «о том, как что-то сделать» с фундаментальными знаниями «о том, как устроен мир». Описание закономерностей в мире природы математиками или философами развивалось отдельно от технологий применяемых ремесленниками на практике, которые передавались и совершенствовались в границах семьи или цеха. Люди знали, что что-то сработает, но не знали, почему. Инновации были бессистемными или основывались на неверных представлениях о мире, как бесчисленные попытки превратить свинец в золото.
Научная революция XVI-XVII веков привела к тому, что ученые стали настаивать на точных методах измерения, экспериментах и воспроизводимости результатов. Это стало главным фактором резкого роста полезных знаний, которые можно использовать в производстве товаров и услуг, - тут-то и начался рост (рис. 2). Создать рабочие доступные паровые машины стало возможным благодаря знаниям об атмосферном давлении и вакууме. Сталелитейное производство появилось благодаря пониманию того, как кислород снижает содержание углерода в расплавленном чугуне. Электроника – благодаря фундаментальным открытиям, связанным с электричеством.
Для устойчивого роста благосостояния необходимо, чтобы объединение теоретического и практического знания произошло на уроне общества, а не в головах отдельных гениев. Без квалифицированных мастеров, инженеров, коммерсантов (людей, способных понимать технические проекты и превращать идеи в коммерческие продукты) блестящие идеи останутся лишь на чертежной доске, как, например, проекты вертолётов Леонардо да Винчи.
Ещё один фактор, необходимый для устойчивого роста, — это открытость общества к изменениям. Рост, основанный на инновациях, создаёт не только победителей, но и проигравших. Новые изобретения разрушают существующие структуры, работы и иерархии в обществе, - поэтому новые технологии сталкиваются с сопротивлением со стороны устоявшихся групп интересов, старых элит, которые видят в них угрозу своим привилегиям (по-моему, все это описал еще Карл Маркс).
Эпоха Просвещения в целом способствовала повышению уровня принятия перемен в обществе. Само распространение знаний иногда способствует снижению сопротивления новым идеям. Если бы люди знали о существовании бактерий, венгерский врач Игнац Земмельвейс, обнаруживший, что уровень материнской смертности резко снижается, когда медики моют руки, сумел бы убедить врачей мыть руки, а не умер бы в психбольнице от побоев.
Особенно преуспели те страны, в которых институты, такие как Британский парламент, не давали элите блокировать перемены. Вместо этого представители разных групп интересов получили возможность собираться и достигать взаимовыгодных компромиссов.
Другие два лауреата, Филипп Агион и Питер Ховитт, построили математическую модель, показывающую, как технологический прогресс ведёт к устойчивому росту. Центральным понятием этой модели стало «творческое разрушение» - преобразующий процесс, в ходе которого компании и рабочие места постоянно исчезают и заменяются новыми. Компания, у которой есть идея создания лучшего продукта или более эффективного средства производства, может обойти других и стать лидером рынка, поэтому у компаний появляется устойчивый стимул к инвестированию в исследования и разработки, к совершенствованию своего продукта и способа производства. Это все мне кажется тоже достаточно очевидным, - видимо, тут важно не общее понимание, а то, что эта математико-экономическая модель хорошо описывает современные данные, касающиеся экономического роста и дает какие-то рекомендации, - когда пора противодействовать чрезмерному доминированию монополий на рынке, или поддерживать людей, пострадавших от инноваций.
Главное, чему научили нас лауреаты этого года, – что устойчивый рост нельзя воспринимать как должное, - пишут на сайте Нобелевского комитета. Экономическая стагнация была нормой на протяжении почти всей истории человечества, и она может вернуться, если общество не будет противодействовать угрозам росту, возникающим со стороны доминирующих на рынке компаний, не желающих терять привилегии элит или потенциально обездоленных групп, из-за ограничений академической свободы. Если общество не сможет справиться с этими угрозами, машина творческого разрушения, обеспечивающая нам устойчивый рост, перестанет работать.
БОНУС:
Еще немного про «теорию просвещенной экономики» Джоэля Мокира. Понравился отрывок про идейные предпосылки процветания Запада из книги Дмитрия Травина «Как государство богатеет. Путеводитель по исторической социологии»:
Кто изобрел изобретение?
При объяснении английского прорыва к современности исследователи обращают внимание на британские социальные институты, на значение колоний и залежи угля, на высокую зарплату. Джоэль Мокир придает ведущую роль в промышленной революции другому фактору - научным открытиям. В книге «Дары Афины. Исторические истоки экономики знаний» он подчеркивает связь между ментальными преобразованиями, происходившими в Европе, и технологическими прорывами.
«Порожденное Реформацией представление о том, что различные идеи могут конкурировать друг с другом и отбираться по тому или иному критерию, вело к тому, что старые истины все сильнее подвергались сомнению». Иными словами, пока в религиозных вопросах – важнейших вопросах Средневековья – существовала единственная верная точка зрения, европейцам трудно было задуматься о выдвижении новых идей, но, когда интеллектуальные споры стали привычны, конкуренция идей перекинулась с богословия в научно-техническую область.
Важнейшей работой, в которой Джоэль Мокир отвечает на вопрос о причинах перемен XVIII – XIX веков, является книга «Просвещенная экономика. Великобритания и промышленная революция. 1700 – 1850 гг.» (обе книги есть на русском). Удачное название сразу дает нам понять ее главную идею.
О просвещенной экономике никто до Мокира не говорил. Согласно его гипотезе, эпоха просвещения оказала принципиальное воздействие не только на расширение грамотности и уменьшение клерикализма, но и на внедрение новой техники, которое обусловило наступление промышленной революции.
Закономерно, что она произошла именно в XVIII – XIX вв., не раньше и не позже. Реформация породила саму идею о возможности иметь множество идей, но промышленная революция началась, когда масса людей прониклась мыслью о том, что можно не только жить по традиции, воспроизводя старые практики, но и изобретать.
Сегодня эта мысль кажется банальностью. Любой тинэйджер рад что-нибудь изобрести, дабы сколотить миллионы уже в юности, как Цукерберг. Но традиционное общество редко что-нибудь изобретало. А если получало раз в сто лет новое техническое устройство, то, скорее по стечению обстоятельств, а не благодаря целенаправленным усилиям новаторов. Лишь научная революция XVII века «изобрела изобретение», то есть сформировала в умах отдельных выдающихся людей представление о том, что человек может сотворить новый мир из того мира, который когда-то давно создал Господь. Люди привыкали к мысли, что можно экспериментировать, строить машины, осуществлять расчеты… И главное: можно вести себя рационально, по велению разума, а не традиции.
Традиция была сильна потому, что люди боялись новшеств, устраняющих единообразие. Разнообразие отождествлялось с хаосом (в России до сих пор многие так считают, стремясь устранить людей, выделяющихся чем-то из общей массы). Но когда общество осознало, что разнообразие полезно, оно быстро двинулось вперед.
Впрочем, научная революция XVII века не породила автоматически промышленную революцию. Сами по себе идеи «быстрых разумом Невтонов» не могли родить паровую машину или самопрялку, благодаря которым в XVIII веке возросла производительность труда. Связь между наукой и техникой еще была неочевидной. Но не столь уж важно, что конкретно изобретали ученые, пишет Мокир. Важнее то, что они подали пример изобретательства и пробудили мысль о возможности изменений у массы людей среднего класса, которые могли влиять на промышленное развитие.
Просвещение стало «передаточным звеном» между научной и промышленной революциями. В эпоху Просвещения информация об «изобретении изобретений» стала быстро распространяться по Европе. Популярные лекции вышли далеко за пределы аудиторий университетов, а книги благодаря распространению грамотности становились доступны массам. «Люди все отчетливее понимали, что разнообразие – это не хаос».